Восьмого марта с программой «От Гайдна до Пьяццоллы» на сцене Барбикан-холла выступит оркестр «Виртуозы Москвы». В преддверии праздничного концерта нам удалось задать несколько вопросов руководителю оркестра – дирижеру и скрипачу-виртуозу Владимиру Спивакову.

– Вы руководите оркестром «Виртуозы Москвы» уже более 30 лет. С чего все начиналось?

– Мы начинали в брежневские времена, шел 1979 год. Тогда вообще ничего нельзя было создавать, и наше появление – чистая случайность. Проходили Олимпийские игры в Москве, и из Англии приехал лорд Килланин. Для выступления в итальянском дворике Пушкинского музея в тот день не могли никого найти, и обратились к нам. Когда мы закончили играть, то первым встал лорд Килланин, а за ним – вся остальная публика. Газета «Правда» напечатала статью, которая называлась «Есть такой оркестр». Когда газета «Правда» что-то писала, это – вердикт.

– Как изменился оркестр за эти годы?

– Из первого состава остались только три человека – контрабасист и директор оркестра Григорий Ковалевский, клавесинист Сергей Безродный, да я. И мы решили не расставаться. Потом пришли молодые люди, внесли что-то новое и работают под моим руководством уже больше 13 лет.

– В одном из интервью вы сказали, что выбираете музыкантов в «Виртуозы Москвы» не только по уровню мастерства, но и по душевным качествам, это как?

– Совместное музицирование – это не только умение хорошо играть, но и умение слышать другого человека, а также скрывать недостатки как свои, так и партнера. Это очень важное качество. И доступно оно только людям, которые лишены эгоцентризма, то есть способны на коммуникацию, на консенсус. Марина Цветаева сказала замечательно, что такое оркестр – «это единство множества». И добиться этого единства можно не только когда вокруг профессиональные музыканты, но и когда все они – люди с большой буквы.

– Ваша концертная программа включает произведения разных эпох. Чем вы руководствуетесь при выборе репертуара?

– Будет исполнена симфония Шостаковича, насколько я помню, памяти жертв фашизма и войны. Это музыка, которая объединяет и Россию, и Англию. Там еще есть и еврейские темы в этой музыке… Мы в этом году исполняли ее в Европейском парламенте в день памяти жертв Холокоста. Также мне хотелось показать нескольких детей из моего международного фонда, поддерживающего украинских, прибалтийских, азербайджанских, армянских и кавказских детей. Русская девочка Александра Стычкина будет играть концерт Гайдна, потому что сам Шостакович очень любил сочетание своей музыки с музыкой Гайдна. Еще одна девочка Даниель Акта приедет из Израиля, ей, кстати, только что купил виолончель меценат из Англии, а я подарил очень хороший французский смычок.

Дальше солисты оркестра исполнят великолепные произведения Пьяццоллы. Видите ли, в этих концертах можно показать, что все «Виртуозы Москвы» – солисты. Любой наш человек может встать и сыграть все, что вы хотите. Поэтому мы выбираем очень глубокие произведения. В каждом небольшом сочинении заключена целая жизнь.

– В пресс-релизе написано, что «Виртуозы Москвы» выделяются «истинно европейской культурой исполнения».  Чем отличается европейская культура исполнения от русской?

– Как правило, русские музыканты специализируются на своей музыке – на русской. Но мы играли очень много европейской музыки, тем более я ее изучал и по книгам, и воочию на различных мастер-классах. Еще, например, считается, если в России оркестр играет, то он играет очень громко. А у европейцев оркестры  играют более «рафинированным» звуком. Но это все очень условно.

– В последнее время все чаще говорят, что есть некая деградация, кризис культуры, сложности с восприятием классического искусства и вообще потеря интереса к нему. Вы с этим согласны?

– У нас ни на одном концерте нет пустых мест, так что мне трудно комментировать. Я знаю, что у эстрадной музыки и у того, что называется попсой, значительно большие финансовые возможности, чем у классической музыки. В Москве единственное место, где современные композиторы имеют возможность быть услышанными, – это Дом музыки.

– Вы часто говорите в интервью о своих учителях, которые оказывали поддержку. Как, на ваш взгляд, обстоит дело с преподаванием музыки сейчас?

– Мне кажется, что хуже, чем раньше. В Советском Союзе были невысокие зарплаты, но работали больше. А на Западе материально более оснащенные педагоги, но они работают по часам: от и до, чего я никогда не встречал во время своей учебы. Сколько нужно было, столько и занимались: по два-три раза в неделю, нас могли оставлять после уроков, занимались отдельно. И педагоги не получали за это лишних денег. А на Западе каждый час – это деньги. Сейчас молодежь больше ориентирована именно на это, потому что, к сожалению, деньги стали эквивалентом всего на свете. Многие талантливые люди должны сами искать, сами пробиваться. В этом тоже, может быть, ничего плохого нет. Но больше времени уходит на поиск.

– Вы играете на скрипке Страдивари и очень ею дорожите. Действительно ли есть некая мистическая связь между музыкантом и инструментом?

– Абсолютно. Этот инструмент мне не принадлежит, его люди купили для меня в пожизненное пользование. И это замечательный инструмент. На французском языке скрипка мужского рода, «мужчина», так сказать. А по-русски это, конечно, «женщина». Ну и ведет она себя соответственно как женщина – ревнивая, беспокойная, нервная, не прощающая обид. Обижается, когда мало занимаюсь на ней. Но иногда выручает по доброте душевной. Так что она – живое существо, для меня – близкий друг.

– А какие-то курьезные моменты случались на сцене?

– Однажды в Нью-Йорке, когда я играл произведение для скрипки соло, в меня запустили тайм-болл. Это такая банка с краской, которая разорвалась у меня на животе. Но ничего, пережил. А потом еще пару раз телефоны мобильные звучали, и я сразу же исполнял эту же мелодию на скрипке, и публика смеялась, приходила в восторг.

– Блестящий выход из положения и урок тем, у кого звонит телефон.

– Да, ироничный.

– В наше  время принято сетовать на стресс и депрессию, а у вас очень плотный график: вы руководите двумя оркестрами, создали и курируете Дом музыки, занимаетесь делами фонда…  Поделитесь личным секретом: как все успевать и быть в форме?

– Чем больше человек занят, тем меньше шансов у него грешить. Это первое. Второе: все дело в организованности, в точности, в уважении к людям. Депрессия у меня бывает очень редко. А когда я открываю партитуру, слушаю ее, работаю над ней, не сплю ночами, горю желанием услышать, как это будет звучать, встречаюсь с музыкантами, и потом наступает первая репетиция и я слышу все, что я задумал, в исполнении, в живом звучании… Происходит такое соприкосновение с душой великих людей, великих композиторов – это счастье! Ничего лучшего для меня нет.

Интервью подготовила Маргарита Баскакова