На день его 70-летия — 12 сентября — заранее была запланирована прямая телетрансляция юбилейного вечера с участием Джесси Норман, Хиблы Герзмава, Хуан Диего Флореса, Дмитрия Корчака, Василия Ладюка, Дениса Мацуева, Евгения Миронова. Ну а мы побеседовали с маэстро накануне его юбилея.

— Владимир Теодорович, вы когда-нибудь предпринимали попытку посчитать, сколько всего концертов вы дали?

— Никогда. Для чего? Чтобы знать, сколько заработал? Это не по мне. Идут, текут концерты, как река. Зачем брать пробы из этой реки? Чтобы понять, есть ли там микробы или остались еще ценные породы рыб. Все это пустые хлопоты. Работа музыканта — пожизненное заключение. И трудовой день никогда не заканчивается. У меня нет праздников. Иногда я не знаю, какой сегодня день недели. Живу по собственному календарю. Моя жизнь полностью подчинена расписанию моих выступлений.

— Вы ни разу не пожалели, что согласились занять президентское кресло в Московском международном доме музыки?

— В президентском кресле я не сижу. Но все же иногда сожалею о своем решении. В Доме музыки не все так гладко, как бы того хотелось. Много проблем, связанных с организацией концертного дела. Конечно, неизбежны и какие-то «арендные» события, которые должны финансово питать дом. Но я категорически против того, чтобы здесь проводились какие-то соревнования, свадьбы и что-то подобное. Ничто не должно выходить за рамки хорошего вкуса.

Но некоторые люди не понимают, что этот дом предназначен для духовного обогащения нации. Мне иногда кажется, что я, как Федор Конюхов, должен в одиночку обогнуть мыс Горн. Каждый день приходится что-то отстаивать и защищать. Иногда я сам договариваюсь с зарубежными солистами о снижении их гонорара за выступление в Доме музыки. Потому что у нас нет возможности платить огромные деньги. Надеюсь, еще лет пять, и Дом музыки займет достойное место в сердцах меломанов, равное Большому залу консерватории.

— А вы рисковый по натуре человек. Даже с парашютом прыгали. Вам в жизни не хватает адреналина?

— Человеку всегда чего-нибудь не хватает. Прыжки с парашютом — это было в молодости. На гастролях в Хабаровске. В первый раз было страшновато. Во второй — почти нормально. А в третий — вдруг опять стало страшно. Но я хотел перебороть себя, свой страх.

— Есть в жизни вещи, по которым вы ностальгируете?

— Ни о чем я особенно не сожалею. Думаю, что если слишком сожалеть о том, что было, или о том, что нам приносит сегодняшний день, то трудно просветленно смотреть в завтрашний. Если вы не можете изменить обстоятельства, то приходится, так или иначе, менять отношение к ним. Вот только если бы мне хватало двух часов сна в сутки, было бы хорошо. Сон — это поглощение времени. Я стал ощущать, как время спрессовывается. Хотя мой эмоциональный возраст значительно меньше реального. Человек замечает, что стареет, не глядя в зеркало, а по людям вокруг. Сейчас просто физически я стал больше уставать.

— Вы любите одиночество?

— Оно мне катастрофически необходимо. Это момент, когда можно заняться строгим самоанализом. И я очень благодарен своей супруге Сати за то, что она дает мне возможность бывать в одиночестве. Сати — великая женщина. Каждому артисту приходится переживать и творческие подъемы, и кризисы. Сати всегда верила в меня. Возобновлением своей скрипичной карьеры я во многом обязан ей. Она не только очень красивая, но и умная, что для женщины — редкое сочетание достоинств.

— Спиваков на публике и Спиваков, которого знают близкие, отличаются друг от друга?

— Приходящие на концерт меньше видят мои недостатки…

— А каким своим слабостям вы потакаете?

— Стараюсь не потакать. Но это происходит непроизвольно. Когда ко мне в кабинет входил мой импресарио Мишель Глотц и видел фирменный натюрморт на моем рабочем столе, он всегда восклицал: «Russian barbell»! Ну не бумажный я человек!.. Не могу что-то куда-то складывать, хранить. Не собираю статей о себе, фотографий. Все это меня мало интересует. Много забываю… Даже иногда возникают накладки в моем расписании, и получается так, что в один день я должен быть, например, и в Астрахани, и в Варшаве. Но мне не хватает времени, чтобы уделить внимание моим детям. Иногда его больше достается чужим, чем своим…

— Они ревнуют, обижаются?

— Нет. Они все понимают. Главное для меня, что они растут добрыми людьми. А это не просто в наше время. Я бы очень хотел, чтобы мои дети продолжали дело моего благотворительного фонда. Ничего нет лучше, чем увидеть счастливую улыбку ребенка, а мой фонд помог тысячам детей. Когда вы творите добро, то сами начинаете по-другому жить. И легче становится вам самому с собой.

— А есть профессия, в которой вам бы хотелось попробовать свои силы?

— В детстве я мечтал быть военно-морским инженером. Мне нравилось море, нравились военная форма и романтика. А Товстоногов считал, что во мне пропал режиссер или актер.

— Вы согласились бы сегодня сняться в кино?

— На это много времени надо иметь. Но все же я такой возможности для себя не исключаю. Мне это было бы интересно. Только в русском кино, например у Бортко, Учителя или Сокурова…

СПРАВКА

Владимир Теодорович Спиваков — один из лучших скрипачей мира, дирижер, создатель двух оркестров — камерных «Виртуозов Москвы», которые в нынешнем апреле будут праздновать 25-летие, и Национального филармонического оркестра России. Президент Московского международного дома музыки. Народный артист СССР, лауреат Госпремии, удостоен множества государственных и профессиональных премий, наград и званий самых разных стран. Малая планета под номером 5410 между Марсом и Юпитером называется «Спиваков», а во Франции освоили производство эльзасского шипучего вина, на этикетке которого запечатлен музицирующий на скрипке маэстро.

Мария Бабалова